Петля на тонкой шее

Петля на тонкой шее

Ведущий российский специалист в области детского суицида Елена Вроно хорошо помнит своего первого пациента — 12-летнего мальчика, которого вынули из петли в ванной родного дома. Семья считалась благополучной, жила в достатке и даже почестях: родители профессионально преуспевали. Только одна загвоздка — от мальчика держали в секрете, что отец его — не родной.

Однако нашлись «добрые» люди, шепнули всю правду Ване. А у него как раз родилась сестренка. «Для нее отец — настоящий, — доходчиво объяснили во дворе мальчику, — а тебе он — отчим, никто, по сути». И Ваня стал убегать из дому. Его искали, возвращали, но учеба в школе тоже расстроилась, стал Ваня позором приличной и счастливой семьи.

Петля на тонкой шееКак-то мама обнаружила, что из трехлитровой банки, которую соседка поставила к ней в холодильник, кто-то отъел несколько ложек малинового варенья. Кто? Конечно, Ваня — «позор семьи». Мама позвала сына и потребовала, чтобы он сознался. Но тот молчал. «Ладно, — сказала мама, — любишь варенье — ешь! Пока не опустошишь эту банку до дна, спать не ляжешь». А сама удалилась в спальню.

— Счастье в том, — подытожила Елена Вроно эту горестную историю, — что веревка оказалась непрочной. Оборвалась. Повеситься мальчугану не удалось. Но почему так помнится этот случай? Поразили родители. Их реакция. Они привели ко мне на консультацию сына со словами: «Мало того, что он плохой ученик. Он, оказывается, и вор». Это после попытки самоубийства! Ни жалости, ни сочувствия, ни хотя бы желания разобраться, почему он полез в петлю.

Покушение на самоубийство психиатры считают крайним проявлением «несчастливости» ребенка. Мы, взрослые, можем не видеть этого. Специалисты проводили исследование, в которое вошло больше тысячи случаев суицида, к счастью, незавершенных. Так вот, дети на вопрос: «Что подтолкнуло тебя к этому поступку?» — описывали очень разные по значимости, с точки зрения взрослого, конфликты, которые они переживали во дворе или школе. Но более детальное исследование каждого из этих конфликтов показало, что истинная причина была в другом — в семейных отношениях, от которых страдал ребенок. Нет, его не били, голодом не морили — из него «делали человека», ничуть не интересуясь, нравится ему навязанный идеал или он ему не по силам...

В одной из престижных московских школ на чердаке повесился старшеклассник. Это была завершенная суицидальная попытка, мальчика не удалось спасти. Случай расценили в школе как абсолютно невероятный. Парень готовился поступать в высшей степени престижный вуз, отлично учился в школе, успешно и плодотворно занимался с репетиторами, которых ему нанимали родители. Казалось, все хорошо. Но когда нашли дневник этого мальчика, то увидели, как день за днем нарастает его напряжение, его страх. Страх не оправдать доверие родителей. Страх подвести маму. К тому же ему постоянно напоминали, что если он не поступит, то «загремит» в армию. И сам он был чрезвычайно обеспокоен тем, что родители тратят очень большие деньги на его репетиторов. Вдруг они не окупятся?

— Этот случай, — поясняет психолог, — иллюстрирует типичную ситуацию, когда успех ребенка расценивается родителями как центральная задача в жизни семьи. Случается, успехом ребенка родители надеются компенсировать собственные профессиональные неудачи. Наша жизнь, мол, в чем-то не состоялась, зато, смотрите, как преуспевает наш сын. В результате на ребенка ложится такая ответственность, которую он просто не может вынести.

Да, что-то уж слишком часто нам приходится теперь сталкиваться с этим горьким явлением, обозначенном на языке медиков как «суицид несовершеннолетних». По данным Института дошкольного и семейного воспитания РАО, сейчас в России уже больше двух тысяч детских и подростковых завершенных самоубийств в год. Завершенных, подчеркиваем, окончившихся смертью. А если считать попытки? Если считать ребят, спасенных над самой пропастью? Только в Москве 12 тысяч вызовов в год — треть всех вызовов «Скорой помощи» приходится на суицидальные попытки в этом нежном, ранимом возрасте. К тому же не все попытки регистрируются: зачем, рассуждают мамы и папы, выносить сор из избы? Семейное дело! Обошлось и забыто.

Конечно, у каждой суицидальной попытки своя причина. Но, по сути, все сводится к одному: ребенок не в силах самостоятельно одолеть какую-то трудную ситуацию, а понимающего это взрослого человека рядом нет. И тогда единственным вариантом представляется ему смерть.

Особенно часто подобное происходит с подростками. Этот возраст сам по себе «взрывоопасный». Дочери, сыну кажется, что они не нужны родителям, их не любят, не ценят, не считаются с их интересами, а навязывают свои. Значит, не понимают. Родные не понимают. От чужих тем более тогда нечего ожидать. Жизнь «ощетинивается» против ребенка.

Кроме того, это самый «комплексующий» возраст: девочки кажутся себе некрасивыми, мальчики — слабыми, недостойными внимания «королевы» класса или двора. И все эти комплексы прячут они подальше даже от самих себя. И такой в конце концов нарывает, извините, гнойник в душе, так себя ненавидишь, что готов убить.

Смерть на взлете молодой жизни — противоестественна, и смириться с ней невозможно. Но как же мы, взрослые, порой глухи! Как плохо знаем собственного ребенка, не предполагая, что он может «вытворить» из-за какой-нибудь сущей ерунды, пустяка.

Скажем, двойка за невыученный урок. Но что делает девочка, уязвленное самолюбие которой не позволяет смириться с этим, а навык трудолюбия, чтобы покорпеть над учебником и исправить ненавистную «пару», еще не выработан? Девочка выкрадывает журнал из учительской, исправляет «неуд» на приемлемую оценку и успокаивается. Увы, на следующем же уроке ее «преступление» раскрывается. Стыд, позор, вон из класса! «И приведи родителей!»

Вроде не ребенок — 15 лет. Но Лена пришла домой, собрала все имеющиеся в аптечке лекарства и разом выпила. К счастью, они оказались «слабоваты», до прихода родителей Лена пролежала в полусне. Дальше — обычное дело: «Скорая», промывание желудка... Слезы. Сошло...

Но вот точно такая же «ерунда» с Антоном обернулась трагедией. Ему не разрешили идти куда-то с ребятами, пока не сделает домашнее задание. Мальчик спорить с отцом не стал, заперся в своей комнате и, как подумал папа, сел заниматься. И вдруг — странный хруст за дверью! То, что отец увидел, не приснится и в страшном сне. Мальчик висел! Спасти его не смогли.

В подростковой психике есть еще некоторые черты, предрасполагающие к самоубийству. С одной стороны — страсть к самоутверждению, с другой — еще не сформированное представление о ценности жизни.

— Ребят, — подчеркивает Елена Вроно (и нам, взрослым, важно об этом помнить), — часто к самоубийству подталкивает всего лишь угроза наказания или разоблачения. Огромную роль играет внушаемость — ей подвержены большинство молодых людей, не говоря о детях. Какие «тексты» поют их сегодняшние кумиры? В том числе и такие, в которых самоубийство воспевается как «достойный и гордый» выход из «никчемности бытия». Потому-то, отмечают суицидологи, вслед за самоубийством «раскрученного» кумира по России, увы, прокатывает волна подростковых самоубийств.

Но опять же, подумайте, от чего возникают эти «кумиромании»? От заброшенности ребенка. От того, что он сам не чувствует себя личностью. Все опять сходится на семье, воспитании, отношениях с родителями.

На одном из «круглых столов», организованном Агентством социальной информации в Москве, прозвучал ошеломительный факт: всеми порицаемая антиалкогольная кампания 1985 года резко снизила количество суицидов — главным образом, в подростковой среде. И как только потребление алкоголя вернулось на прежний уровень, туда же, вверх, поползла «кривая» детских самоубийств. К 1995 году все вернулось на круги своя: за эти десять лет количество завершенных суицидальных попыток в детском возрасте увеличилось вдвое!

Правда, та же тенденция наблюдается во всем мире. Причем темп роста этой беды в России пока ниже, чем, например, Петля на тонкой шеев Америке. Но за океаном и на Западе статистику детского суицида «подращивают» наркотики. И нас эта беда уже достает, хотя массового характера, утверждают специалисты, самоубийств в состоянии наркотического угара пока, к счастью, не наблюдается.

Конечно, скажем, в той же Москве действует масса служб — от телефона доверия до кабинетов социально-психологической помощи детям почти в каждом районе. А что есть в заштатном райцентре, кроме психдиспансера, куда нормальный подросток не то что добровольно, «под ружьем» не пойдет? В самой критической, кризисной ситуации не пойдет.

В последнее время к психологическим причинам самоубийств добавились социальные: расслоение на богатых и бедных, рост разводов и количества неполных семей, огромные масштабы детской беспризорности и правонарушений, социального сиротства. Все эти обстоятельства тоже могут подтолкнуть к суициду. Обделенные вниманием и любовью, наши дети доверяются улице, бутылке, наркотику — эфемерному желанию уйти от проблем. Так, когда в одном из районов Москвы было проведено по-дворное обследование семей, оно показало, что 50 процентов детей, то есть каждый второй ребенок, нуждаются в помощи психиатра. А стрессов у него (ребенка) впереди нисколько не меньше, а даже больше, чем у нас, взрослых.

Вот одна из рядовых историй: мальчик наглотался таблеток, потому что не хотел жить в интернате для детей с задержками развития, куда был переведен из обычного детдома. Не понравилось ему там, как он выразился, «с дебилами». Откачали его, к счастью, прочистили, а потом на всякий случай отправили в «психушку» — «пролечить».

— Год назад у мальчишки умерла мать, — рассказал мне лечащий врач Алешки, — и остался он с отцом-алкоголиком, у которого к тому же больные ноги, вторая группа инвалидности. Ночевал, где мог, ел что попало. Иногда его подбирал кто-нибудь из взрослых, а что они с ним делали, мальчик не помнит. Помнит лишь, как утром, когда очухивался, «попа болела». Но никому он не жаловался. И вообще предпочитал молчать.

Каково же было мое удивление, когда он заговорил. Алешка вдруг вспомнил, как ехали в крематорий — маму сжигать. Он буквально ухватился за беседу. Оказывается, за весь этот год он ни разу ни с кем не говорил о своих переживаниях. Хотя очень хотелось, чтобы кто-нибудь выслушал.

Выяснилось: за полгода до смерти матери на глазах этого ребенка погиб его лучший друг, — выбежал на дорогу за собакой и был сбит машиной. Какая уж тут учеба, когда думаешь то о матери, то о друге? А по сути, о полном своем одиночестве. И о том, что никому не нужен.

Ладно, пусть это крайний случай. Но разве в обычной жизни мы часто интересуемся, чем живет наш ребенок? О чем он плачет, закрывшись в комнате? Почему весь вечер не пристает, как бывало раньше, с вопросами? А в итоге сегодня на одного детского психиатра в среднем приходится 26 000 маленьких пациентов. По цивилизованным меркам — запредельная цифра!

Тот факт, что детское население России все больше нуждается в помощи психиатров, — страшный факт. Он прежде всего говорит о том, что взрослые разучились или устали оберегать детей от трудностей жизни. Нельзя, конечно, растить их, как рыб, в аквариуме. Но и «учить плавать», бросая в загаженные реки, нельзя: кто-то выплывет, кто-то — нет...

Нина РОСТАРЧУК

Privatelife.ru

09.12.2010
просмотров 4466