Кит Лоринг: Эти люди стали моим вдохновением

Кит, что тебе дает твоя работа?
Это великолепный вопрос! Моя работа дает мне ощущение полноценной жизни.
Мой клиент — личность: уже поэтому он обогащает мою жизнь. Иногда меня спрашивают: «Кит, как ты можешь каждый день слушать истории людей, находящихся в большом стрессе и переживающих боль, при этом не теряя ощущения, что в твоей жизни присутствуют и свет, и радость?»

Могу, потому что это один из подарков, который несет в себе арт-терапия: активное творчество действует исцеляюще не только на клиента, но и на терапевта тоже. Поскольку я глубоко эмпатичен, чувствителен к глубинной боли моих клиентов, то всё это, конечно же, на меня действительно сильно влияет.

Словарь Доктор.кз

Эмпатия (от греч. ἐν — «в» и πάθος — «страсть», «страдание», «чувство») — это способность к сопереживанию, умение разделять чужие эмоции и чувства.

Та боль, которую они переживают, есть и внутри меня тоже, ведь ей нужно быть замеченной. И когда глубинная боль находит своё выражение, тогда начинается путешествие, выходящее за пределы конкретного опыта, к своим глубинным ресурсам, которые были заблокированы этой болью.
Прекрасная особенность творчества состоит в том, что оно никогда не повторяется, здесь невозможно ничего скопировать, запланировать.
Каждый раз это что-то, что удивляет, и я чувствую, как творчество меня обновляет.

Каждый раз это что-то небывалое, и это меня обновляет.

Что сподвигло тебя заняться именно терапией искусствами?

Вспоминая об этом, не могу не улыбаться, потому что это были встречи с людьми, которые меня и затронули за живое, и вдохновили.

Прежде чем стать арт-терапевтом, я был музыкантом, актёром и писателем.

И вот однажды художественная галерея Барбикэн в Лондоне пригласила меня поработать с теми, кого принято называть трудными подростками. Их поведение носило разрушительный характер по отношению к чужой собственности, к окружающим людям и к самим себе тоже. Мы разработали программы, которые позволили подросткам, переживавшим трудные времена, быть услышанными. Мы предложили им способ выразить себя через творчество, а не через разрушение. Постепенно что-то с ними стало происходить, они стали меняться.

Думаю, это было чувство прекрасного, вера в потенциал, с которым мы все рождены.

Творчество — признак человека, его неотъемлемое качество. И из этой, довольно наивной уверенности я исхожу, когда говорю кому-то: «Давайте что-то придумаем — сочиним стих или создадим историю, разыграем сценку, создадим картину». Они начинают это делать и сами поражаются тому, что им удалось создать.

Я был рядом, оставаясь очень спокойным. Это моя задача — понять, насколько ему больно внутри, и создать ту атмосферу спокойствия, которую он бы смог почувствовать и постепенно это помогло ему успокоиться.

Но это только один из примеров того, как я оказался вовлечён в арт-терапию. Был еще и второй. Мы провели выставку изобразительного искусства, посвященную теме потери, переживания утраты. Собственно говоря, материалы, которые создаются в процессе арт-терапии, редко выставляются на всеобщее обозрение, но в данном случае это являлось квинтэссенцией нашей работы с самого начала. От сердца к сердцу — именно так мы хотели говорить с теми людьми, которые пришли на нашу выставку.

В числе тех, кто пришёл к нам на это событие, был специалист, который на тот момент работал в хосписе. Когда всё закончилось, он подошёл ко мне и спросил: «Кит, а ты давно занимаешься терапией искусствми?».

Знаете, так бывает, когда примеряешь пальто и, не успев его надеть, сразу же понимаешь: «Это моё! Как по мне сшито!» Вот и у меня после этого вопроса как будто у меня в душе что-то соединилось: да, это то, чем я являюсь, и кем я хочу быть.

Именно тогда я интуитивно ощутил взаимосвязь между искусством и исцелением. И именно тогда понял, что искусство не столько служит тому, чтоб нас развлечь или отвлечь, сколько чтобы тому, чтоб исцелить нас изнутри. Вот тогда я и решил, что пора получать образование в этой области , становиться клиническим терапевтом искусствами.

Все эти люди, о которых я рассказал, и стали моим вдохновением.

Впервые слышу термин «клинический» применительно к арт-терапии. Что это значит?

Я использую его, потому что, когда говорят об арт-терапии, это часто подразумевают то, когда людей просто вовлекают в творческий процесс. Конечно, в этом тоже немало пользы, но клинический терапевт  искусствами — это не тот человек, который будет конструировать не столько творческий, а исцеляющий процесс, работая именно с тем, что будет служить этой цели. И обучение клинической терапии подразумевает то, что это подготовка к работе с людьми, у которых достаточно серьезные проблемы ментального, душевного здоровья или очень серьезные симптомы, которые являются следствием психологической травмы, например, диссоциативное расстройство, нарушение речевого поведения, суицидальные наклонности.

Но это, скорее, психиатрия?

Клинический терапевт искусствами знает про все диагнозы и международные стандарты. Мы, как и другие наши коллеги, пытаемся понять устройство психики и природы психических отклонений, которые иногда могут вызывать сильную тревогу, пугать…

Границы между нормой и патологией вообще размыты…

Да, это действительно так. Хотя людям очень нравится смотреть на вещи, явления с той точки зрения, что, мол, с тобой что-то не так, а вот я в порядке. Мы все в своей жизни сталкиваемся с различными ситуациями. К некоторым из них мы готовы, а к некоторым — нет, и вот тогда запускается механизм их переживания на физическом, психическом, эмоциональном уровне, появляются различные психосоматические симптомы.

Здоровых людей такое может просто напугать. А арт-терапевт как раз общается с теми, у кого есть диагноз или предрасположенность к нему, но я не хочу, чтобы они чувствовали, что в них что-то «не так».

Конечно, есть много удивительных, прекрасных психиатров, разрабатывающих комплексные подходы, владеющих интегральными, целостными методами, и они, кстати, будут охотно тесно работать с людьми вроде меня, используя различные формы терапии, чтобы лечение приносило как можно больше пользы. Хотя есть и те психиатры, которые являются приверженцами медицинской модели, но это уже более формальный, если не сказать, фармакологический подход. Он оправдан тем, что у врача часто мало времени для того, чтобы дать пациентам еще и терапевтическую поддержку, понять их психологическое состояние, а медикаментозная поддержка может им облегчить состояние.

Я думаю, это и есть та причина, по которой нужна работа клинического терапевта искусствами. Речь даже не столько о том, чтобы услышать клиентов, а создать такое пространство, в котором у них была бы возможность высказаться, обрести свой собственный голос. Тогда они уже не пассивные пациенты, а активные соучастники терапевтического процесса.

И моя роль терапевта искусствами состоит не в том, чтобы сказать им, что означает то, что они создали, а в том, чтобы они сами могли сказать о смысле того, что у них родилось. Я хочу, чтоб они чувствовали свою силу. Тогда они смогут понять устройство своего внутреннего мира, а значит, увидеть то, что заставляет их страдать. Найти выражение этого в виде вопроса, адресованного самому себе. А когда появится и отклик на него, тогда они станут авторами своего собственного стиля жизни.

Кит, мне очень понравилась фраза о том, что нужно чувствовать свою силу. Нельзя ли это расшифровать поподробнее?

Это очень важный вопрос! Это действительно очень красивый опыт переживания. Чаще всего (я сейчас, конечно, немного преувеличиваю) клиент или пациент думает, что он ничего не знает, а я знаю всё. Я практически переворачиваю это  с ног на голову. «Нет, это ты знаешь всё, а я — ничего… про твой опыт, про твою жизнь, про твои страдания».

Я не могу их исцелить сам, но в процессе творчества приобретается исцеляющий ресурс, который дает шанс выйти из пассивного состояния в состояние активного созидания, клиент становится автором своего исцеления. Когда я работаю с пациентом, то предлагаю ему: «Давай мы вместе что-нибудь придумаем!».

Это может быть что-то совсем простое. (Рвет салфетку)

Пусть это будет, к примеру, порванная салфетка. Мы вместе будем смотреть на этот объект искусства, а затем я попрошу: «Расскажи мне про нее!». По смысловой нагрузке такая просьба очень сильно отличается от фразы «Давай-ка я тебе сейчас расскажу, что это значит», не говоря уже о том, что я не могу себе позволить сказать: «Да тут ничего такого, это просто мусор», потому что такие слова могут быть соотнесены с тем, что они думают о себе: «Значит, я ничто? Я ничего не значу?!». У меня нет права делать такие предположения, хотя я осознаю, что чаще всего клиент так к себе и относится.

Я могу осторожно спросить: «Ты можешь к этому прикоснуться?» и услышать в ответ: «Нет, это будет слишком больно». Тогда мы сделаем паузу…

Эта тишина позволит вывести на поверхность те мысли, которые лежат в глубине. Исцеление нельзя провести мгновенно. Я не занимаюсь срочной починкой.

Вы же никогда не скажете кардио- или нейрохирургу: «Поторопитесь, пожалуйста, с операцией! У меня очень мало времени!» А вот я могу услышать эту фразу от клиентов, но только тогда, когда они ушли в глухую защиту и хотят быстрых результатов. У меня такое бывало, и это ужасно, потому что арт-терапия как система вообще не приспособлена к тому, чтобы что-то происходило быстро, будь то процесс исцеления или восстановления. Спешка разрушает процесс.

А ведь всё это время пациент или клиент (от того, как мы его назовём, ничего не изменится) провёл с этим образом. Разве теперь не будет слишком больно к нему прикоснуться? Я чувствую, насколько глубоко лежит эта боль. И вот этот взаимный обмен чувствами, которые скрыты в глубине, гораздо важнее «дежурного» вопроса «Как дела?» А потом он или она может однажды сказать: «Ты не знаешь, что там у меня… Я всю жизнь провёл (или провела), пытаясь забыть об этом, отделиться от этой части себя».

Когда человеку угрожает чувство боли, страха, ранимости, уязвимости, переживание того, что это есть где-то там, глубоко внутри, все это приводит к попыткам убежать от этого в поисках обезболивающего, чтобы отключить чувства.

Но каким бы ни был этот «анальгетик», человек к нему привыкает, уже не думая о том, что нужно оставить, а что нет. Обезболивающее отключает все чувства и человек от себя отсоединяется.

Процесс восстановления материала, который сейчас забыт и находится в бессознательном, ждёт момента, достаточно безопасного, чтобы всплыть на поверхность. В своих обучающих программах я учу людей не проводить арт- терапию, а просто быть арт-терапевтом — человеком, чьё присутствие может запустить процесс исцеления и восстановления чувства надежды и веры в самого себя, чтобы у человека хватило мужества и вдохновения встретиться лицом к лицу с чем-то, что прежде невозможно было вытерпеть.

Человек может меня спросить: «А ты можешь с этим быть?» И я буду показывать самыми разными способами, что да, могу. Не только выражение моего лица, а сам факт моего присутствия показывает: я здесь, с тобой, и я не боюсь твоей боли.

И вот что важно: чего мы боимся внутри себя, того мы боимся  и в других. Это так или иначе транслируется. То, чего я боюсь и избегаю внутри себя, того же будет бояться и избегать мой пациент, а раз так, то никакое владение специально придуманной техникой не создаст исцеляющую атмосферу.

Весь процесс нацелен на то, чтобы отдать клиенту в его собственные руки его силы, чтобы он мог начать поиски своего пути исцеления. То, что человек не всегда может выразить словами, он может выразить через искусство. Поначалу это довольно часто происходит косвенно.

Нельзя ведь человеку сказать: «Расскажи про свою травму! Что с тобой случилось?» Это может показаться въедливым, неуважительным проникновением через его личные границы. Собственно, так можно и напугать клиента. Человек тогда не просто замолчит, он онемеет, у него горло начнёт сжимать, дыхание станет прерываться, он не сможет и слова вымолвить…

Это очень деликатный, непрямой подход. Работа арт-терапевта такая же нежная, как само искусство. Когда я работаю с такой формой искусства, как драматургия, то человек может поведать мне о том, что с ним случилось через своего персонажа, который фактически будет говорить от имени своего «режиссера». Этот персонаж может быть маленьким ребенком или героем сказки, фильма, а то и «мыльной оперы». Можно время от времени останавливать действие и интервьюировать персонажа. Это поможет получить представление о том, что сейчас происходит с человеком, что он чувствует. Он может наружно излучать уверенность и силу, а то и агрессию, а внутренне быть близок к ужасу и слезам.

Когда мы заканчиваем этот процесс драматургии, то велика вероятность того, что человек осознает, что на самом деле этот персонаж говорит от его имени. Я говорю только о возможности, потому что обычно жду, пока мой клиент сам не заговорит, даже если знаю наверняка, что его персонаж — это он сам.

А потом человек произнесет: «Я никогда не знал, как на самом деле себя чувствовал, пока не услышал его (персонажа), он будто играл меня самогл. Один парень так и сказал: «Я никогда не занимался своими чувствами, я просто злился, да что там — я просто взрывался. Драма дала мне возможность почувствовать, послушать себя и проанализировать, услышать заглушенную часть самого себя…» (Услышать, к примеру, как он себя чувствовал, когда отец-алкоголик избивал мать.)

Другой пациент поделился: «Я не чувствую себя счастливым, но очень хочу поведать свою историю. До этого момента я просто никогда не подходил к ней так близко, я просто притворялся, что это случилось не со мной, но это был я. И я хочу быть собой. Хочу быть с тем, кто я есть. Хочу быть живым и присутствовать в этом мире».

Это простой пример про возвращение силы. Он же даёт представление о том, что я получаю от своей работы.

Какие есть инструменты работы у терапевта искусствами? Каким образом можно достучаться до сердца клиента?

Я не устану бесконечно подчеркивать, насколько важно качество присутствия терапевта в процессе работы с клиентом. Техники — это просто техники, а нужна Встреча. Она может происходить в голове, в душе или в единении всего этого (это зависит от того, насколько терапевт сам внутри целостен).

Если я буду просто говорить от своей головы, то буду общаться соответственно с головой (чаще всего так оно и бывает). Если я буду говорить от сердца, то наше взаимодействие, наш разговор уже будет задействовать нечто, что будет включать уже и чувства. А если я смогу быть в единении с тем глубоким местом в самом себе, которое обычно называют душой (именно там обычно залегает очень глубокая боль, которую мы скрываем), то это даёт тонкую эмпатическую сонастройку с клиентом. Это уже состояние «до эха», даже более того — как предвосхищение, предчувствие того, про что человек ещё и сам о себе не знает.

Я готов выдерживать и удерживать то, к чему я зову. Именно в такой атмосфере, в таких условиях человек понемногу начнет ослаблять «броню», которая в обычном мире его защищает. Он начнёт чувствовать: мне не нужны мои латы, когда я здесь, но возможно, они мне понадобятся, как только я выйду из этого помещения.

Когда я работал в тюрьмах, мы заканчивали свои сессии своеобразным ритуалом, когда после нашей нежной работы они все надевали назад свою тюремную «броню», чтобы уже в ней выйти в реалии тюремной жизни.

Но вернёмся к вопросу о техниках. Мне не нужно никого заставлять рисовать, танцевать, вовлекать в какое-то костюмирование, постановку драмы, достаточно просто использовать звук.

«Как ты себя чувствуешь?»

В ответ человек шумно вздыхает… Как много этим сказано! «Пам-пам-пам…» (Кит выбивает ритм, который подсказан этим вздохом) Присутствует ли в этом звуке ритм?.. Может это еще не то, что похоже на удары барабанов, а больше на нестабильное сердцебиение...

Постепенно этот звук (шумного вздоха и ритма барабанов) соединяет нас с чем-то глубоким внутри. Где-то в отдалении может тихо зазвучать нежный звук реки или воздушных колокольчиков, но всё это тонет в шуме барабана. Да, он глушит их, но они, эти тихие звуки, есть. Если очень внимательно вслушиваться, их можно услышать.
В них не только звуки боли и раздражения человека, сбитого с толку, растерянного, пребывающего в фрустрации. А что же тогда в этом ещё?

Звук начинает обращаться к чему-то очень глубокому внутри нас. Где-то в отдалении может тихо зазвучать нежный звук реки или воздушных колокольчиков, но всё это тонет в шуме барабана. Да, он глушит их, но они, эти тихие звуки, есть. Если очень внимательно вслушиваться, их можно услышать.

В них не только звуки боли и раздражения сбитого с толку, растерянного человека, пребывающего в фрустрации. А что же тогда в этом ещё?

Словарь Доктор.кз

Фрустрация (лат. Frustratio) — «обман», «неудача», «тщетное ожидание», «расстройство замыслов») — это особое эмоциональное состояние, возникающее, когда человек, сталкиваясь с какими-либо препятствиями, не может достичь своих целей.

Ещё в этом — звук души, который нежно зовет тебя, напоминает о себе: «Я есть, я тебя люблю, я в тебя верю, я тебя вижу». Напомню: мы пока вообще не использовали никаких слов, это просто описание процесса, который происходит. Это действительно так, потому что когда всё закончится, то кто-нибудь обязательно скажет: «О! Что это в нём произошло?..»

Это те диалоги, которые случаются. Они очень глубокие, очень личные, не публичные, а строго конфиденциальные, очень безопасные и настоящие.

Из такого «саундтрека» мы можем создать стихотворение или из этого родится история, все это будет дополнять тот изначальный звук,  отразивший глубинный внутренний мир и выведший на поверхность те вещи, которые были спрятаны и никогда не озвучивались раньше. Это удивительно. Это действительно каждый раз удивляет, когда в какой-то момент происходит осознание, узнавание и признание в конце концов: «Вот он я… Это — я…»

Терапия исцеляет душу?

Душа — очень активный участник процесса исцеления, ведь у неё есть стремление к целостности. Точно также, как если мы поранимся и наше тело само начинает восстанавливаться (если, конечно, будут созданы правильные условия), потому что оно знает, как это сделать.

Наша душа несёт в себе волю к жизни, стремление к тому, чтобы ты был настоящей, подлинной версией самого себя.

Я не занимаюсь тем, что делаю людей банально счастливыми. Переживание глубинного процесса воссоединения, восстановления даёт какое-то особое качество счастья. А я в свою очередь тоже при этом чувствую себя счастливым (в том числе и благодаря тому, что я могу чувствовать свою боль). Довольно сложно выразить словами то, что происходит: это процесс конгруэнтного присутствия, согласованности с собой.

Словарь Доктор.кз

Конгруэнтность (лат. congruens, -ntis — соразмерный, соответствующий) в широком смысле — равенство, адекватность или согласованность элементов системы между собой.

Что я пытаюсь сделать? Соединить человека с самим собой, чтобы он чувствовал то, что есть, был согласован с тем, что есть.

И когда ты сможешь выдерживать переживания, которые сопровождают твой жизненный опыт, когда ты можешь с ними быть, тогда и придёт большое облегчение, в котором много радости. Это новое качество жизни.

А бывает так, что в процессе исцеления в человеке находится какой-то талант, который в нём прятался?

Такое происходит нередко, но это уже побочный эффект. Я не ставлю себе целью кого-то сделать актером, танцором, художником. Я не для того, чтобы их этому учить. А если мы говорим о природном даре, то его спонтанное выражение бывает у всех нас. Мы, люди, предрасположены к искусству. В процессе терапии искусствами люди неминуемо понимают, что у них есть талант. Мы все знаем об этом в детстве. Невозможно остановить играющего ребёнка (если только он серьезно не травмирован, в таких случаях он становится немым). Детей не нужно учить этому специально, скорее, они учат взрослых играть. А у них самих получается естественным образом сочинять истории, играть, петь, танцевать, писать стихи.

В процессе человек начинает чувствовать, что может по-настоящему писать, создавать музыку, танцевать… Кто-то становится даже профессионалом в каком-то из направлений, но не это важно. Творчество — это не столько подарок для других, сколь подарок для самого себя, хотя, конечно, это хорошо и для других, потому что когда ты в согласии с собой, ты естественным образом создаёшь вокруг себя мир, в котором другим тоже хорошо. И тогда вокруг витает атмосфера любви, надежды, веры и свежего воздуха. Появляется кислород.

Терапия искусствами возвращает утраченные в детстве краски?

Отлично сказано! Именно так.

Прочитать интервью Кита Лоринга «Смотреть глазами Любви».

Беседовала Юлия Дьякова

Doctor.kz